КАК ВЫТАЩИТЬ ИЗ СЕБЯ СОБАКИНО.
Рецензия на фильм Л. фон Триера «Догвилль»
В посвященных кино новостях имя Ларса фон Триера мелькает часто. Обычно пишут о чрезмерной, граничащей с психическими отклонениями, экстравагантности датского художника.
Киноманом я не являюсь и, собственно, скандальная слава режиссёра удерживала меня от просмотра его фильмов до сегодняшнего дня.
Хочу поделиться впечатлениями о «Догвилле». Несправедливо описывать возникающие после просмотра эмоции словом «задуматься». Точнее будет использовать слова «ошеломление», «оцепенение», «смущение».
На мой взгляд, «Догвилль» — один из самых сильных, полезных и актуальных фильмов XXI века. Захотелось узнать, что думают другие люди, профессиональные критики и простые зрители. Анализируя реакции онлайн и офлайн, я бы выделил две базовых позиции:
а) Ларс фон Триер выбирает сюжеты специально, чтобы морочить зрителям голову, будучи человеконенавистником;
б) Ларс фон Триер гениален и рецензии не требуется, высокое искусство создаётся для избранных и в объяснениях не нуждается.
Оба лагеря жалуются на болезненные впечатления от просмотра. Желающих делать подробный анализ почти нет.
Вероятно, для правильного понимания зрителю нужен контекст. Триер почти каждый свой фильм сопровождает манифестом. То есть пытается структурировать свое творчество.
Bona fides я попробую этот контекст воссоздать, но на истину не претендую. Триер напоминает Тарковского, запертого в своем времени без возможности высказаться открытым текстом, благодаря этому ограничению, снимавшего шедевры.
Фон Триер намеренно нарушает правила киноиндустрии и не выводит зрелищности фильма. Скорее наоборот. Типичный голливудский фильм создает некую грезу, предлагаемую зрителю вместо серой реальности.
Зритель может пользоваться созданной сущностью для купания в мыслях или мечтах. Греза в фильме обязана гармонично встраиваться в реальность и оставаться почти незаметной. Иначе такая греза не годится.
Большинству зрителей не понравится, что их дурачат. Можно и так использовать своё сознание — прятаться. от реальности в грезах… Но Триер предлагает гораздо более полезное занятие.
Методами шоковой терапии он вынуждает проверить функцию управления собственным сознанием, инструментом соотнесения себя с окружающей действительностью. Деконструкция кинофильма по Триеру устроена следующим образом: вместо упомянутой грезы создаётся реальность небольшого городка (американского, конечно, времён Великой депрессии).
Реальность эта изображена в общении и взаимодействии простых горожан. Чтобы соблюсти структуру кинофильма, в серую реальность Догвилля добавлена одна фантастическая деталь. Город посетил ангел, который, теоретически, может принести благодать каждому жителю.
Роль ангела в образе девушки Грейс играет Николь Кидман. Она не может рассказать жителям правду о себе, вопросами и печальными взорами вызывая аллюзии к Лоэнгрин.
В городе ангел появился не случайно, но с целью испытать его жителей. Чтобы усложнить задачу, сюжет выстроен словно, наоборот, горожане оказывают помощь девушке, не сообщая про нее полицейским.
Догвильцы напоказ боятся полиции, нарочито подчеркивая при встрече свой страх, хотя делами доказывают, что на полицию им плевать.
Что получится, если придавленным жизненными обстоятельствами простым обитателям богом забытого городка дать власть над ангелом? Об этом фильм Догвилль.
Известно, что видеоряд воздействует на сознание в тысячу раз сильнее слов. Чтобы зритель не заблудился во второстепенных образах, чтобы не отвлекался, в фильме почти нет декораций.
Детали улиц, домов и интерьеров схематизированы. В такой композиции легче показывать разницу между словами и поступками людей.
«Рентгеновская» камера фон Триера, словно, обладает способностью показывать всех догвильцев одновременно. В тот самый момент, когда Чак насилует Грейс, Том в нерешительности ходит по улице.
При отстранённом взгляде в фильме происходят не самые большие злодеяния в истории человечества. Если бы героями были заблудшие, мыслящие себя плохими люди, то «Догвилль» стал бы просто одной из многочисленных драм.
Ужаснее всего, и это застаёт зрителя врасплох, то что в Догвилле злодеяния совершаются членами мирной приличной общины с ценностями и самоуважением.
Злодеяние в Догвилле, совершенное первый раз, теряет инфернальность, а повторяясь, становится банальностью. Чтобы никто не усомнился в местном укладе, община, как по команде, начинает презирать Грейс.
В этот момент у зрителя может возникнуть ужасная мысль, а так ли уж нереальна, не говоря уже ….редка, изображаемая ситуация?.. И то, как зритель отвечает на этот вопрос, относит его в один из двух описанных выше лагерей.
Жители Догвилля мыслят словами. Их bellwether (“духовный” вожак) Том пытается формулировать принципы, но проваливает экзамен на следование им. Из жителей городка ближе всех к принципам находится слепой Джек Маккей, трудовая повинность Грейс в отношении которого сводится к беседам, ну почти к беседам… Принципам в Догвилле следовать тяжело. В отказе от следования им кроется причина «слепоты» Джека.
В Догвилле жестоки не только мужчины. Вера вспоминает про стоиков, разбивая статуэтки выкупленные Грейс как символ начала новой жизни, вызвав у той слезы рыданий единственный раз за весь фильм.
Самый нежелательный результат от просмотра фильма — это когда зритель просто вычеркнет жителей Догвилля из числа людей. Так поступил норвежский террорист Андерс Брейвик. От подобной дисквалификации зла в мире меньше не станет.
Да невыносимо, особенно в первый раз, осознать, какая тонкая грань, несмотря на тысячелетия цивилизации, отделяет современного человека от животного. Но «Догвиль» — это не история его жителей. Фильм снят, чтобы наглядно показать, что человеком придется становиться каждый день.
Грейс — настоящая загадка. Пытаясь ухватить немецкие корни культурных предпочтений фон Триера, я сравнил ее с ангелом. Удивляют нечеловеческая стойкость Грейс во время исполнения придуманной Томом «сделки» с догвильцами.
Унизительным бытовым трудом Грейс должна регулярно благодарить принявших за нее коллективную ответственность горожан. Девушка из приличного общества, не сформировавшая свои личные принципы, просто не справилась бы со своей частью сделки.
Удивляет резкая смена настроения Грейс после того, как она села в машину к отцу. Было бы тяжело отказаться от подозрения, что Грейс воспользовалась жителями городка, чтобы проверить (или подтвердить) свои выводы о природе человека, если бы не два факта.
Первое — убедительность испытанных Грейс страданий. Каждый догвилец, перед тем как совершить злодеяние, обязательно формулировал, почему он может (должен) это сделать. Как правило, аргументация сводилась к тому, что Грейс надо наказать или проучить. Если бы жители городка действовали со словами: «я поступаю так, потому что хочу и могу», — это была бы история злодеев, а не пуританских жителей. Грейс — очень крепкий человек, гораздо крепче любого догвильца. Насилие без «правильных» слов ей было бы легче пережить.
Второе — перемена отношения Грейс к догвильцам после разговора с отцом. Отец убедил Грейс, что не требовать от людей соблюдения декларируемых ими принципов высокомерно. Дихотомия проста: либо относиться к слабым, побитым жизнью горожанам с моральным превосходством, либо, уважая человечность, подвергнуть жителей «Собакино» за их поступки самому суровому наказанию.
Том — особенный провал Догвиля. Триера всю жизнь интересовало исследование пробела между философией и реальностью, убеждениями и следованием им.
Глядя на Тома, не стоит забывать, что фон Триер — убеждённый космополит, что мать привила ему в детстве коммунизм и даже мобильный телефон его звонит мелодией Интернационала. Начинающий писатель философского толка Том собирается написать свои правила жизни и поведать их людям, но отступается при первом проявлении нравов местной общины.
Оказалось, что в Догвилле именно Том имеет самый большой интересующий Триера пробел. Наивный мечтатель — это не приговор. Последовательный мечтатель может анализировать ошибки, сопоставляя гипотезы и факты.
Не бросая поиски решения, даже глупый мечтатель способен эволюционировать. Предложенная Томом сделка неравноценна для участников и экономически абсурдна. Польза от Грейс значительно больше, чем принимаемый горожанами риск.
Не исключаю, что Грейс согласилась, потому что верила в возможное счастье догвильцев, вопреки тому, что видела в своей семье. Сделка оправданна в духовном смысле, если выяснится, что община может быть организована более эволюционно, чем иерархическая стая, подвластная законам джунглей.
Том делает ситуацию хуже, когда говорит, что «экономически выражаясь…» Грейс должна ходить к каждому жителю теперь два раза в день, так как не просто разыскивается, но по подозрению в ограблении банка.Том не понимает смысла сделки, которую предложил. Я уверен, что фон Триер вставил выражения: «сделка», «индустрия грузоперевозок», «экономически выражаясь» в фильм, чтобы потроллить современные политико-экономические системы, вынужденные принимать и оправдывать по-человечески абсурдные решения.
Наконец, Том сам позвонил гангстерам, когда осознал, что Грейс в разговоре выявила в его картине мира инфантильные лакуны и непосредственными женскими вопросами насыпала мелкой поваренной соли в его идеологические раны. По ходу фильма выясняется, что Том из мелкого поросенка начал мутировать в персонажа Оруэлловской животной фермы. Не удивительно, что в судный час Грейс решила исполнить приговор Тому лично.
Неизвестно на какие еще подлости и гадости решились бы жители Догвилля, но ангелу не захотелось продолжать эксперимент.
Этот момент описан в фильме как состояние, «когда город словно накрыло огромной крышкой, и воцарилась тишина» и прозвучала случайно оброненная Грейс фраза: «Больше в этой кровати никто спать не будет».
В город приехали гангстеры, люди, живущие по понятиям. Понятия находятся где-то между принципами и этикой. Не соблюдать понятия для настоящего гангстера недопустимо. Понятия важнее одной или нескольких отдельно взятых человеческих жизней. Поэтому гангстеры, ознакомившись с ситуацией, ставят финальную точку в истории Догвилля.
В то время когда на экране поползут титры, а вы в бессилии будете пытаться понять, на какую полочку в голове положить этот фильм, Ларс фон Триер снова пойдёт в атаку.
Щепетильный придирчивый режиссёр включил в свой фильм завершенное чужое произведение. Так поступить может лишь убежденный постмодернист. Играет нетривиальная песня Дэвида Боуи, никакого отношения к эпохе Великой депрессии не имеющая.
Это песня про стареющих бэби-бумеров, осознавших, что американская мечта создана для двадцатилетних и что им, сорокалетним, делать теперь, о чем мечтать непонятно. Титры сопровождаются фотографиями настоящих (аутентичных времени фильма) людей из книги «Американские картинки» Якоба Холдта. Превосходный пастиш. Шедевр. Смотреть обязательно.
